Запасный полк - Страница 53

Беляев вспыхнул. Он почувствовал, что краснеет, но скрыть волнение не сумел.

— А вы? Скучаете?

— Нет.

«Что ты можешь понять? — подумал Беляев. — Хоть бы засомневался на миг. Все вы подчас прямолинейны как штык. Что тебе Мельник? Неужели все так ясно и просто?»

— Вот и отлично, — сказал он, преодолев неприязнь, снова возникшую было к Дейнеке. — Долг превыше всего.

— Правильно.

— Пусть думают что хотят, — сказал Беляев. — Я знаю свое. Они не все понимают.

— Правильно, полковник.

Пусть думают что хотят. Пусть упрекают его в излишней опеке. Зато полк выравнивается. Он чувствовал, как натягиваются струны управления, как снизу доверху растет требовательность. Да, он пойдет праздновать в этот полк...

— С Гавохиным выпью чарку Первого Мая, — улыбнулся Беляев. — Или с Зачиняевым... А сейчас разреши.

— Неужели до мая досидим здесь? — вырвалось у Дейнеки.

— Досидим. И пересидим, брат.

За окнами бушевала метель. Холод проникал и в комнаты штаба, поэтому оба сидели в шинелях. Торжественный парад был отменен. Митинг тоже. Собрания проводились в землянках, по подразделениям.

Дейнека сказал, что побывает в полках бригады, на собраниях у маршевиков, на вечерах у командиров.

— Дельно, — согласился Беляев.

— Женку не забыл поздравить? — на прощание спросил Дейнека. — Я своим телеграмму хочу отправить через штаб округа. Думаю, не откажут.

— Не откажут, — сказал Беляев и смутился. Он ведь до сих пор ничего не рассказывал Дейнеке о прошлом. Сказал как-то, что женат, детей нет, жена в Свердловске. И все...

Опять досада. Как будто нанялся сегодня Дейнека задевать за больные места. Мало ли что? А если некому давать телеграммы?

После ухода Дейнеки Беляев тут же остыл. Все нервы виноваты. Развинтился. А по существу, искренний человек Дейнека, открытый. Только вот черные усики не мешало бы сбрить. Все собирается ему Беляев сказать об этом, да не решается. Может обидеться. Но все же... Все учитывает Дейнека, умный человек и дальновидный, и о женке комбрига не забыл, а вот собственных усиков под носом не замечает. А они не политичны...

Дейнека давно ушел, а Беляев все еще сидит за столом над пригласительными билетами. Он теперь жалеет, что забыл сказать Дейнеке еще об одной причине, которая влечет его в Н-ский полк. Сегодня, в праздничный день, должен туда прибыть долгожданный танк, большой, настоящий танк, собранный оружейниками на ремонтном заводе. И они приведут танк в свой полк, чтобы именно здесь впервые испробовать его на занятиях. Не преминут порадовать однополчан чудесной новинкой! Только ли это бронированная машина? Не есть ли это воплощение воли к победе?

И зимний лагерь с холмами землянок, занесенных снегом, и подсобные хозяйства, посеявшие озимый клин и успевшие в этом году собрать большой урожай картофеля, и высоченные башни сена, как курганы стоящие в каждом полку, и припорошенные снегом штабеля дров, и макет населенного пункта, построенный из хвороста, глины и дерна, где происходят наступательные и оборонительные бои, и стрельбища, и настоящий театр, и, наконец, настоящий танк, который вскоре пройдет над головами замирающих в страхе молодых бойцов, — все это ведь и его воля, направившая в нужное русло энергию тысяч.

Нужно было остановить врага. Это означало прежде всего ликвидировать танкобоязнь, приучить малоопытных бойцов из сибирских или казахских деревень к этой машине, доказать, что танк не страшен, если умеешь бороться с ним. Одними статьями и беседами повидавших виды фронтовиков этого не сделаешь, а вот показом, тренировкой, наглядным обучением можно достигнуть многого. Танковый корпус, обкатавший однажды бойцов бригады, уже давно на фронте, и нынче полки остались без живого бронированного пособия. Придет ли сегодня танк? А может быть, он уже на месте?

На санках Беляев добрался до клуба. Вечер уже был в разгаре. На сцене гремел оркестр. В зале стояли столы, вокруг них танцевали пары. Утрамбованный земляной пол размяк от сырости, но танцоров это не смущало.

Щербак и новый командир полка Кочетков поспешили навстречу комбригу. За дверью слышался грохот движка, освещавшего зал; духовой оркестр без устали продолжал знакомый вальс, но в зале уже наступило то едва уловимое замешательство, каким обычно знаменуется появление долгожданного гостя.

Музыка смолкла. Все стали шумно усаживаться за столы.

— Танк не прибыл? — осведомился Беляев.

— Никак нет, — ответил Кочетков. — Думаю, буран их в дороге застал. Но они ж упрямые, будут вести танк, пока не приведут.

— Надо выпить за благополучный приезд, — Беляев улыбнулся. — Борский, нальете?

Борский оказался тут же. Натертые пуговицы на выутюженном кителе так и сияли под стать блестящим, словно лакированным сапогам. Глянув на сапоги, Беляев снова подумал об Агафонове и его малой страсти.

— Выпьем за здоровье оружейников.

— За Зайдера он без особой охоты, надо думать, выпьет, — вмешался Щербак, затягиваясь папиросой. — Не очень они дружат.

— Что не поделили? — спросил Беляев у Борского.

Тот молчал, искоса поглядывая на Щербака.

— Смелее, смелее, — подбадривал Щербак красневшего начальника штаба. — Вспомни толовые шашечки, рыбную ловлю вспомни и как Зайдер раздраконил тебя на партийном собрании за браконьерство. Ну, не стесняйся. Еще вспомни, как ты обозвал воентехника за это в присутствии подчиненных. Все расскажи командиру бригады.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — дерзко сказал Борский. — А у меня один остался, рисковать не желаю. — Он выпрямился и щелкнул каблуками. — Не ко двору я здесь, товарищ полковник... видите...